До сих пор мамам младенцев с детскими колясками приходится сталкиваться с практически полностью вертикальными пандусами, а кнопки вызова помощи для пожилых людей или людей на инвалидных колясках не работают. Как же им чувствовать себя уверенно, выходя из дома, не переживать о маршруте на день и поиске мест для отдыха? Неужели тогда для детей и людей с инвалидностью, ментальными особенностями все еще сложнее?
Иногда видишь вертикальный пандус и подобные мысли невольно лезут в голову. Даже если ты не мама и тебе не нужно возить коляску. Согласны?
Мы стремимся видеть мир иначе - таким, где особые потребности не являются прихотью или поводом для жалости, где царит взаимопомощь и взаимоуважение, независимо от физических или каких-либо других возможностей и отличий. Инклюзия существует, а люди с отличиями от нормы тоже нормальные и могут себя комфортно чувствовать в любом месте, а такие места и заведения существуют.
Самое ценное - это находить единомышленников, которые разделяют твои взгляды, ведь тогда мир действительно приобретает новые краски и даже если перед вами глобальная задача, двигаться к ней становится легче.
Одни из таких друзей сервиса - Еврейский музей и центр толерантности. Мы пообщались с куратором его отдела инклюзивных практик, Аюной Мархеевой, о том, что же такое инклюзия на самом деле и для кого она нужна.
Иногда видишь вертикальный пандус и подобные мысли невольно лезут в голову. Даже если ты не мама и тебе не нужно возить коляску. Согласны?
Мы стремимся видеть мир иначе - таким, где особые потребности не являются прихотью или поводом для жалости, где царит взаимопомощь и взаимоуважение, независимо от физических или каких-либо других возможностей и отличий. Инклюзия существует, а люди с отличиями от нормы тоже нормальные и могут себя комфортно чувствовать в любом месте, а такие места и заведения существуют.
Самое ценное - это находить единомышленников, которые разделяют твои взгляды, ведь тогда мир действительно приобретает новые краски и даже если перед вами глобальная задача, двигаться к ней становится легче.
Одни из таких друзей сервиса - Еврейский музей и центр толерантности. Мы пообщались с куратором его отдела инклюзивных практик, Аюной Мархеевой, о том, что же такое инклюзия на самом деле и для кого она нужна.
1) Еврейский музей и центр толерантности уже своим названием дает понять, что инклюзия здесь привычная история. Был ли музей таким с самого начала или это направление развивалось постепенно?
Еврейский музей и центр толерантности — это не просто музей, а целый культурный и образовательный комплекс. Поэтому с момента создания доступность музея учитывалась и создавалась. На протяжении всего времени нашего существования мы продолжаем развиваться и быть открытыми и дружелюбными к разным людям. Инклюзия — это путь, а не конечный результат.
2) Что послужило отправной точкой для создания доступной и инклюзивной среды?
Точкой отправления стало само создание музея. К 2021 году официально сформировался отдел инклюзивных практик, с тех пор музей продолжает вести большую работу, связанную с доступностью, разнообразием и инклюзией.
Нам важно, чтобы любой человек нашел для себя место в музее, с инвалидностью или без.
3) А пересекалась ли ты в своем опыте с инклюзией до Музея? Что чувствовала, когда впервые начала в этом направлении работать?
Первый раз я столкнулась с инклюзией на волонтерстве в Музее музыки, когда еще училась в университете. На этой волонтерской программе мы слушали лекции по корректному общению с людьми с инвалидностью и после сопровождали группы подростков с ментальными особенностями на экскурсиях. Я пошла на это волонтерство из чувства страха: я не знала, как же взаимодействовать с людьми с инвалидностью и как им помочь, если это потребуется. Так меня и затянуло в эту тему. Пропал страх, появилось понимание, что наше общество разнообразное, и это нормально.
4) Расскажи, что поменялось в Музее с началом развития направления - в его пространстве и с точки зрения организации выставок и мероприятий?
Часто люди думают, что инклюзия — это только про людей с инвалидностью. На самом деле она для всех, она помогает оздоравливать общество, делать пространства дружелюбными. Так, например, пандус поможет не только человеку на кресле-коляске, но и родителям с маленьким ребенком в коляске. А тексты на ясном языке дадут возможность лучше воспринимать информацию не только людям с РАС, но также посетителям, которые плохо владеют русским языком. Такие тексты позволяют дать доступ к информации в понятной форме или упростить жизнь посетителям, которых утомляют длинные искусствоведческие тексты.
Посетители видят, что в музее находятся разные люди, которые могут быть не похожи на них. Это помогает осознать, что мы живем в разнообразном мире и что понятие нормальности шире, чем кажется. Чем чаще люди сталкиваются с такими тенденциями, тем быстрее это становятся нормой. Изменения происходят постепенно, я верю, что инклюзия и доступность будет общепринятой нормой во всех институциях.
Мои коллеги из разных отделов проделывают большую работу, начиная с нужной ширины проходов на выставках и заканчивая заранее высланными материалами по лекции для переводчиков русского жестового языка. Моя работа затрагивает деятельность почти всех отделов музея, и я благодарна коллегам, которые всегда идут навстречу, понимают важность инклюзивных практик и поддерживают их развитие.
Изменения происходят в пространстве музея и в коммуникации с нашими посетителями. Например, у нас в лобби находятся легкие кресла-коляски, у администратора можно получить сенсорную сумку, в которой лежат вещи для помощи при перегрузке, а для собаки-проводника можно взять миску для воды. Перед посещением музея можно ознакомиться с социальной историей и картой сенсорной безопасности.
5) Расскажи, какие мероприятия сейчас проходят в Музее? Есть ли среди них адаптированные под людей с инвалидностью?
В музее постоянно кипит жизнь и проходят мероприятия: начиная с лекций и заканчивая кулинарными мастер-классами. Среди них, конечно, есть адаптированные, созданные специально под аудиторию или мероприятия, которые ведут сами люди с инвалидностью. По экспозициям музея у нас проходят экскурсии для незрячих и слабовидящих посетителей с тифлокомментарием и осмотром тактильных моделей, для людей с ментальными особенностями — облегченные экскурсии с мастер-классами, для глухих и слабослышащих — мероприятия на русском жестовом языке. Помимо организации доступности мы делаем параллельные проекты к выставкам. Часто мы проводим смешанные мероприятия, куда приглашаем людей с инвалидностью и без, где у разных посетителей есть возможность чувствовать себя комфортно.
Сейчас у нас запустился второй сезон Киноклуба с тифлкомменатрием, куда мы зовем и зрячих, и незрячих посетителей, а после просмотра фильма проходит обсуждение с кинокритиком. В ноябре запускаем курс по искусству авангарда для незрячих и слабовидящих посетителей. Также на регулярной основе принимаем группы от фондов и некоммерческих организаций, проводим для них экскурсии и мастер-классы на безвозмездной основе. Почти все мероприятия от отдела инклюзивных практик являются бесплатными и открытыми для разных людей.
Для нас важно интегрировать людей с инвалидностью в жизнь музея, в его рабочие процессы. Экскурсии на русском жестовом языке проводят глухие гиды, а тифлоаудигид по временным выставкам нам изготавливает и записывает незрячий диктор.
6) Коснулось ли развитие инклюзии внутри Музея его сотрудников? Может ли посетитель с инвалидностью обратиться к любому сотруднику музея и получить помощь?
Развитие инклюзии не может пройти мимо сотрудников музея и особенно тех, кто находится на первой линии. Если театр начинается с вешалки, то музей начинается с сотрудников службы безопасности, гардероба и кассы. Поэтому важно, чтобы люди, которые встречают посетителей, первыми были готовы к разным ситуациям и разным людям.
Мы проводим тренинги для сотрудников по взаимодействию с людьми с инвалидностью, также у нас есть памятка, которой всегда можно воспользоваться. Поэтому да, посетитель с инвалидностью может обратиться к любому сотруднику музея и получить помощь.
7) А на сколько вообще широкий спектр диагнозов и возрастов учитывает среда в Музее?
Мы стараемся не отталкиваться от определенных диагнозов, и не разделять людей по ним, мы все же не медицинское учреждение и не реабилитационный центр. Как музей мы говорим о доступности пространства, информации и доступа к ней. Важно обеспечить доступность, ведь без нее не будет инклюзии. Мы отталкиваемся от социального понимания инвалидности, где «проблема» не в человеке, а в среде, которая не готова по каким-то причинам принять человека, хотя он имеет полное право на это.
Но для удобства обеспечения доступности, создания программ, мы подразделяем посетителей на три большие группы: люди с ментальными особенностями, глухие и слабослышащие, незрячие и слабовидящие. Такие группы вы можете увидеть на сайте в разделе Доступность. Но это не значит, что мы занимаемся только этими посетителями. Инклюзия в музее понимается: мы выходим за рамки инвалидности, работаем с людьми третьего возраста или людьми с опытом сиротства.
Но среда музея довольно разнообразна: часть залов постоянной экспозиции довольно шумная и наполнена множеством интерактива. Для людей без инвалидности такая среда может подходить, а у людей с ментальными особенностями залы с громкими звуками могут вызвать сенсорную перегрузку. На такой случай у нас есть карта сенсорной перегрузки, где обозначены триггеры, но это не отменяет того, что среда не может одинаково восприниматься всеми.
Невозможная задача, по крайней мере на данный момент, сделать такое пространство, которое будет комфортно для всех людей и разных возрастов. Но можно найти путь, который уменьшит дискомфорт или поможет его избежать.
8) Из того, что мы обсудили про доступную среду в Музее, что оказалось самым сложным в реализации?
Иногда самым сложным является выйти на нашу целевую аудиторию. Рассказать и показать, что музей доступен, открыт и дружелюбен. Вне зависимости от опыта инвалидности, люди часто могут воспринимать музей как место, где ничего нельзя трогать, за вами присматривает строгий смотритель, а вы слушаете и читаете неинтересную для вас информацию. Для посетителей с инвалидностью порог входа в музей повышается, так как добавляются барьеры, связанные с доступностью.
9) А какие успехи вдохновляют продолжать развивать направление дальше?
Главный фактор успеха для меня — посещаемость. У людей появляется больше пространств, куда они могут сходить, провести время и узнать что-то новое. Музей становится более доступным и открытым — это обогащает нас как институцию.
Поэтому важно говорить об инклюзии, о программах, которые создают институции. Так мы находим поддержку и обретаем ценных партнеров.
Сердечно люблю прошедшую театральную лабораторию «Шагал» с Центром творческих проектов «Инклюзион», где мы на протяжении двух недель изучали искусства Марка Шагала, проходили театральные, танцевальные и цирковые тренинги. В лаборатории приняли участие 11 молодых взрослых с ментальными особенностями и 10 людей без инвалидности. В итоге совместно с режиссером ребята собрали финальное представление. Оно получилось ярким, веселым, чувственным и ярмарочным. После финала мы сели все в круг, где делились своими впечатлениями о лаборатории. Было приятно слышать от нейротипичных участников, что для них инклюзия сработала по полной, а ребята с ментальными особенностями воплотили все свои фантазии в представлении. Например, один из нейротипичных участников забыл слова на сцене и ему помог другой участник с ментальными особенностями, сказав эти слова. Мне кажется, важно об этом говорить, так как часто в обществе люди с ментальными особенностями воспринимаются несамостоятельными и неспособными к каким-либо делам, но на самом деле это не так.
10) Ждать ли новых программ, проектов и мероприятий для посетителей с инвалидностью?
Да и еще раз да! Мы не планируем прекращать нашу деятельность, будем только набирать обороты. Хочется делать более продолжительные по времени проекты. В январе запустим еще одну лабораторию на январских праздниках. А для новой выставки «Люба, Любочка. Любовь Сергеевна Попова. 1889–1924» будем проводить экскурсии и мастер-классы по печати на ткани.
Еврейский музей и центр толерантности — это не просто музей, а целый культурный и образовательный комплекс. Поэтому с момента создания доступность музея учитывалась и создавалась. На протяжении всего времени нашего существования мы продолжаем развиваться и быть открытыми и дружелюбными к разным людям. Инклюзия — это путь, а не конечный результат.
2) Что послужило отправной точкой для создания доступной и инклюзивной среды?
Точкой отправления стало само создание музея. К 2021 году официально сформировался отдел инклюзивных практик, с тех пор музей продолжает вести большую работу, связанную с доступностью, разнообразием и инклюзией.
Нам важно, чтобы любой человек нашел для себя место в музее, с инвалидностью или без.
3) А пересекалась ли ты в своем опыте с инклюзией до Музея? Что чувствовала, когда впервые начала в этом направлении работать?
Первый раз я столкнулась с инклюзией на волонтерстве в Музее музыки, когда еще училась в университете. На этой волонтерской программе мы слушали лекции по корректному общению с людьми с инвалидностью и после сопровождали группы подростков с ментальными особенностями на экскурсиях. Я пошла на это волонтерство из чувства страха: я не знала, как же взаимодействовать с людьми с инвалидностью и как им помочь, если это потребуется. Так меня и затянуло в эту тему. Пропал страх, появилось понимание, что наше общество разнообразное, и это нормально.
4) Расскажи, что поменялось в Музее с началом развития направления - в его пространстве и с точки зрения организации выставок и мероприятий?
Часто люди думают, что инклюзия — это только про людей с инвалидностью. На самом деле она для всех, она помогает оздоравливать общество, делать пространства дружелюбными. Так, например, пандус поможет не только человеку на кресле-коляске, но и родителям с маленьким ребенком в коляске. А тексты на ясном языке дадут возможность лучше воспринимать информацию не только людям с РАС, но также посетителям, которые плохо владеют русским языком. Такие тексты позволяют дать доступ к информации в понятной форме или упростить жизнь посетителям, которых утомляют длинные искусствоведческие тексты.
Посетители видят, что в музее находятся разные люди, которые могут быть не похожи на них. Это помогает осознать, что мы живем в разнообразном мире и что понятие нормальности шире, чем кажется. Чем чаще люди сталкиваются с такими тенденциями, тем быстрее это становятся нормой. Изменения происходят постепенно, я верю, что инклюзия и доступность будет общепринятой нормой во всех институциях.
Мои коллеги из разных отделов проделывают большую работу, начиная с нужной ширины проходов на выставках и заканчивая заранее высланными материалами по лекции для переводчиков русского жестового языка. Моя работа затрагивает деятельность почти всех отделов музея, и я благодарна коллегам, которые всегда идут навстречу, понимают важность инклюзивных практик и поддерживают их развитие.
Изменения происходят в пространстве музея и в коммуникации с нашими посетителями. Например, у нас в лобби находятся легкие кресла-коляски, у администратора можно получить сенсорную сумку, в которой лежат вещи для помощи при перегрузке, а для собаки-проводника можно взять миску для воды. Перед посещением музея можно ознакомиться с социальной историей и картой сенсорной безопасности.
5) Расскажи, какие мероприятия сейчас проходят в Музее? Есть ли среди них адаптированные под людей с инвалидностью?
В музее постоянно кипит жизнь и проходят мероприятия: начиная с лекций и заканчивая кулинарными мастер-классами. Среди них, конечно, есть адаптированные, созданные специально под аудиторию или мероприятия, которые ведут сами люди с инвалидностью. По экспозициям музея у нас проходят экскурсии для незрячих и слабовидящих посетителей с тифлокомментарием и осмотром тактильных моделей, для людей с ментальными особенностями — облегченные экскурсии с мастер-классами, для глухих и слабослышащих — мероприятия на русском жестовом языке. Помимо организации доступности мы делаем параллельные проекты к выставкам. Часто мы проводим смешанные мероприятия, куда приглашаем людей с инвалидностью и без, где у разных посетителей есть возможность чувствовать себя комфортно.
Сейчас у нас запустился второй сезон Киноклуба с тифлкомменатрием, куда мы зовем и зрячих, и незрячих посетителей, а после просмотра фильма проходит обсуждение с кинокритиком. В ноябре запускаем курс по искусству авангарда для незрячих и слабовидящих посетителей. Также на регулярной основе принимаем группы от фондов и некоммерческих организаций, проводим для них экскурсии и мастер-классы на безвозмездной основе. Почти все мероприятия от отдела инклюзивных практик являются бесплатными и открытыми для разных людей.
Для нас важно интегрировать людей с инвалидностью в жизнь музея, в его рабочие процессы. Экскурсии на русском жестовом языке проводят глухие гиды, а тифлоаудигид по временным выставкам нам изготавливает и записывает незрячий диктор.
6) Коснулось ли развитие инклюзии внутри Музея его сотрудников? Может ли посетитель с инвалидностью обратиться к любому сотруднику музея и получить помощь?
Развитие инклюзии не может пройти мимо сотрудников музея и особенно тех, кто находится на первой линии. Если театр начинается с вешалки, то музей начинается с сотрудников службы безопасности, гардероба и кассы. Поэтому важно, чтобы люди, которые встречают посетителей, первыми были готовы к разным ситуациям и разным людям.
Мы проводим тренинги для сотрудников по взаимодействию с людьми с инвалидностью, также у нас есть памятка, которой всегда можно воспользоваться. Поэтому да, посетитель с инвалидностью может обратиться к любому сотруднику музея и получить помощь.
7) А на сколько вообще широкий спектр диагнозов и возрастов учитывает среда в Музее?
Мы стараемся не отталкиваться от определенных диагнозов, и не разделять людей по ним, мы все же не медицинское учреждение и не реабилитационный центр. Как музей мы говорим о доступности пространства, информации и доступа к ней. Важно обеспечить доступность, ведь без нее не будет инклюзии. Мы отталкиваемся от социального понимания инвалидности, где «проблема» не в человеке, а в среде, которая не готова по каким-то причинам принять человека, хотя он имеет полное право на это.
Но для удобства обеспечения доступности, создания программ, мы подразделяем посетителей на три большие группы: люди с ментальными особенностями, глухие и слабослышащие, незрячие и слабовидящие. Такие группы вы можете увидеть на сайте в разделе Доступность. Но это не значит, что мы занимаемся только этими посетителями. Инклюзия в музее понимается: мы выходим за рамки инвалидности, работаем с людьми третьего возраста или людьми с опытом сиротства.
Но среда музея довольно разнообразна: часть залов постоянной экспозиции довольно шумная и наполнена множеством интерактива. Для людей без инвалидности такая среда может подходить, а у людей с ментальными особенностями залы с громкими звуками могут вызвать сенсорную перегрузку. На такой случай у нас есть карта сенсорной перегрузки, где обозначены триггеры, но это не отменяет того, что среда не может одинаково восприниматься всеми.
Невозможная задача, по крайней мере на данный момент, сделать такое пространство, которое будет комфортно для всех людей и разных возрастов. Но можно найти путь, который уменьшит дискомфорт или поможет его избежать.
8) Из того, что мы обсудили про доступную среду в Музее, что оказалось самым сложным в реализации?
Иногда самым сложным является выйти на нашу целевую аудиторию. Рассказать и показать, что музей доступен, открыт и дружелюбен. Вне зависимости от опыта инвалидности, люди часто могут воспринимать музей как место, где ничего нельзя трогать, за вами присматривает строгий смотритель, а вы слушаете и читаете неинтересную для вас информацию. Для посетителей с инвалидностью порог входа в музей повышается, так как добавляются барьеры, связанные с доступностью.
9) А какие успехи вдохновляют продолжать развивать направление дальше?
Главный фактор успеха для меня — посещаемость. У людей появляется больше пространств, куда они могут сходить, провести время и узнать что-то новое. Музей становится более доступным и открытым — это обогащает нас как институцию.
Поэтому важно говорить об инклюзии, о программах, которые создают институции. Так мы находим поддержку и обретаем ценных партнеров.
Сердечно люблю прошедшую театральную лабораторию «Шагал» с Центром творческих проектов «Инклюзион», где мы на протяжении двух недель изучали искусства Марка Шагала, проходили театральные, танцевальные и цирковые тренинги. В лаборатории приняли участие 11 молодых взрослых с ментальными особенностями и 10 людей без инвалидности. В итоге совместно с режиссером ребята собрали финальное представление. Оно получилось ярким, веселым, чувственным и ярмарочным. После финала мы сели все в круг, где делились своими впечатлениями о лаборатории. Было приятно слышать от нейротипичных участников, что для них инклюзия сработала по полной, а ребята с ментальными особенностями воплотили все свои фантазии в представлении. Например, один из нейротипичных участников забыл слова на сцене и ему помог другой участник с ментальными особенностями, сказав эти слова. Мне кажется, важно об этом говорить, так как часто в обществе люди с ментальными особенностями воспринимаются несамостоятельными и неспособными к каким-либо делам, но на самом деле это не так.
10) Ждать ли новых программ, проектов и мероприятий для посетителей с инвалидностью?
Да и еще раз да! Мы не планируем прекращать нашу деятельность, будем только набирать обороты. Хочется делать более продолжительные по времени проекты. В январе запустим еще одну лабораторию на январских праздниках. А для новой выставки «Люба, Любочка. Любовь Сергеевна Попова. 1889–1924» будем проводить экскурсии и мастер-классы по печати на ткани.
Если при посещении музея, выставки, любого мероприятия или обычной прогулке в парке с нейроотличным ребенком вам нужна помощь, мы всегда рядом. Няни сервиса могут не только сопровождать вас, но и самостоятельно организовать поход с ребенком в любое интересное место. Оставить заявку на визит няни можно по кнопке ниже.
